Вопросы философии. 2015. № 8. С. 64-75
Психологические координаты рая Н.И. Семечкин
В статье выдвигается и обосновывается предположение, согласно которому исходным материалом для формирования как архетипа, так и мифологемы рая послужило самовосприятие архаического сознания, особенности организации и функционирования которого - трансперсональность, мифичность, инкорпорированность, синкретичность, эмоциональность, внеморальность - и формировали предпосылки "райского" самоощущения.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: коллективное сознание (психика), мифическое сознание, мифический субъект, рай, райское самоощущение.
СЕМЕЧКИН Николай Иванович - кандидат философских наук, профессор Школы гуманитарных наук Дальневосточного федерального университета (Владивосток).
Цитирование: Семечкин Н.И. Психологические координаты рая // Вопросы философии. 2015. № 8. С. 64-75
Voprosy Filosofii. 2015. Vol. 8. P. 64-75
Psychological Co-ordinates of Paradise Nikolai I. Semechkin
This paper presents and substantiates the assumption, according to which as initial, source material for the formation of both the archetype and the mythologema of Paradise served the self-perception of the archaic consciousness, special feature of which - transpersonal form of organization and functioning, mythical nature, syncretism, emotionality, out-of-morality -formed the prerequisites "paradisiacal" self-appreciation.
KEY WORDS: collective consciousness (psychics), mythical consciousness, mythical subject, Paradise, paradisiacal self-perception.
SEMECHKIN Nikolai I. - candidate of philosophical sciences, professor at the School of Humanities at Far Eastern Federal University.
semechkin_nik@mail.ru
Citation: Semechkin N.I. Psychological Co-ordinates of Paradise // Voprosy Filosofii. 2015. Vol. 8. P. 64-75
© Семечкин Н.И., 2015 г.
Психологические координаты рая
Н.И. СЕМЕЧКИН
В мифологии любого народа содержатся ностальгические упоминания оставшегося в далеком прошлом рая (парадиза, райских кущ, елисейских полей, элизиума, эдема, обители блаженных, "небес", "золотого века" и т.д.), о чем свидетельствует и ряд недавних западных исследований [Ashton, Whyte 2001; Delumeau 2000; Rushby 2006].
Человечество всегда так или иначе мечтало о рае, искало его, стремилось в него вернуться. И, судя по тематике современных исследований, актуальность этой проблемы сохраняется поныне. Поиски рая выступают своеобразным родовым признаком человека разумного. Люди искали рай на небесах и даже на земле. Причем сторонники земного местоположения рая прямо указывают точные географические координаты библейского Эдема. Один из последних примеров - оригинальная концепция нашего современника дьякона А.М. Филиппова, который, в согласии с распространенным мнением, относит местонахождение Эдема к району Персидского залива [Филиппов 2003].
Первоисточники, упоминающие о рае, содержат скудные сведения о нем, нет в них и отчетливой привязки к местности. Единственной "реперной точкой" рая оказывается то, что он остался где-то в далеком прошлом. К. Юнг, сетуя на легковесность и поверхностность трактовок мифа, объясняет это тем, что исследователи при анализе мифа "обращались к чему угодно, но только не к душе" [Юнг 1991, 100].
Действительно, этнографы, историки, культурологи, юристы, даже антропологи и социологи - специалисты, изучающие примитивные общества, где и господствует мифическое сознание, интересуются исключительно "технологиями", а не психологией. Сознание и поведение первобытного человека трактуется ими обычно по аналогии с поведением человека цивилизованного, т.е. с позиций вульгарного прагматизма. Пожалуй, это касается объяснения всех элементов жизнеустройства примитивных обществ - культа, тотема, табу, мифа, ритуалов, верований и т.д.
Сам Юнг обнаруживает архетип рая и его поисков именно в душе человека, в его коллективном бессознательном [Юнг 1988]. Но и только. Истоки формирования архетипа рая ни Юнг, ни другие исследователи нигде специально не рассматривали. Вопросы о том, что же в памяти человечества сохранилось как рай, что было раем, что послужило предпосылкой для формирования архетипа рая и поисков рая, в чем, наконец, причина активности этого архетипа, остаются открытыми.
Обычные, но не обыденные представления о рае и райском блаженстве ассоциируются, как правило, с радостью, безмятежностью и беззаботностью, которые, по общему мнению, свойственны детскому состоянию души. Правда, всеми этими характеристиками детскую психику наделяют взрослые, а не сами дети. У детей отсутствует рефлексия, а их самосознание либо вообще не сформировано, либо находится в зачаточном состоянии и не способно еще на столь сложный, к тому же компаративный анализ.
Существует и десакрализованное представление о райском блаженстве, выраженное в понятии "счастье", которое символизирует возможность достижения райского мироощущения в естественных, земных условиях. Но счастье - временное, даже кратковременное состояние. Обычно говорят о "минутах", "мгновениях" счастья, в крайнем случае, о "счастливых днях". Более или менее длительное и устойчивое счастливое самоощущение приписывается опять-таки только детскому периоду жизни, и тогда говорят о "счастливом детстве".
Между тем обиходное выражение "счастливое детство" не так просто и однозначно, как может показаться, ведь оно содержит в себе материал, по крайней мере, двоякого рода. С одной стороны, оно является результатом идеализации прошлого вообще и детства в частности. Идеализация же, в свою очередь, порождается в данном случае селективностью
3 Вопросы философии, № 8
65
памяти. Механизм избирательности памяти выполняет адаптивную и психотерапевтическую функции, защищая человека от депрессий и позволяя ему корректировать самооценку (как правило, в сторону повышения). В силу этой особенности памяти человек адаптируется в социальной, прежде всего, среде и примиряется с действительностью. Прошлое, и в первую очередь детство, благодаря селективности памяти субъективируется.
С другой стороны, в представлении о "счастливом детстве" имеется и объективное содержание. Счастливое, "райское" самоощущение детства обусловлено тем, что дети не обладают, о чем уже упоминалось, ни самосознанием, ни тем паче рефлексией. И чем более раннее детство мы возьмем, тем более счастливым и "райским" оно окажется. Именно так, думается, обстоит дело со "счастливым детством" в онтогенезе.
В филогенезе мы также обнаруживаем "детство", только "детство человечества". Принцип психического параллелизма в онто- и филогенезе (теория культурных ступеней И. Гербарта, теория психологической рекапитуляции С. Холла и др.) активно используется в работах многих исследователей, в том числе и представителей глубинной психологии [Ранк 1997; Фрейд 1993; Фромм 1990; Юнг 1988; Юнг 1991; Юнг 1995]. Правда, глубинных психологов сопоставление психики в онто- и филогенезе занимает, главным образом, с точки зрения параллелизма и сходства имеющихся в ней бессознательных содержаний. Нас же здесь интересует не только и даже не столько сходство содержащегося в психике ребенка и первобытного человека бессознательного материала, сколько сходство самоощущения детской и первобытной психики.
Мы уже выяснили, что аберрации онтогенетической памяти способствуют возникновению представлений о "счастливом детстве", хотя детская психика и сама по себе объективно содержит существенные предпосылки для "райского" самоощущения. Поэтому искажения, вызванные избирательностью памяти, играют лишь вспомогательную роль в формировании концепции "счастливого детства".
Вероятно, так же обстоит дело и с филогенетическим "детством" человечества. Здесь тоже, с одной стороны, частичные аберрации филогенетической памяти способствуют ностальгии об ушедшем в далекое прошлое рае - "счастливом детстве" человечества. Но, с другой-то стороны, в первобытной психике содержится гораздо больше, чем в психике детей, объективных предпосылок для "райского" мировосприятия.
Конечно, с точки зрения цивилизованного человека отождествление первобытной жизни с райским существованием выглядит весьма странно. Наука и научное мышление, краеугольные камни рационалистического менталитета европейской культуры, сопоставляя жизнь современного человека и "дикаря", неизменно приходили к выводу об ущербности, более того, несчастном мироощущении последнего.
Вот типичное рассуждение по этому поводу классика английской антропологии и одного из идеологов этноэволюционизма1 Э. Тайлора. О "нравственных правилах дикаря" ученый пишет, что они, несомненно, существуют, но постоянно оборачиваются пороками: кротость превращается в бешенство, храбрость запятнана жестокостью и предательством, религия выражается в нелепых верованиях и бесполезных церемониях. Окончательный вывод ученого однозначен: "Общий смысл фактов оправдывает взгляд, что вообще цивилизованный человек не только умнее и способнее дикаря, но лучше и счастливее (выделено мной. - Н.С.) его и что варвар в этом отношении стоит в середине между ними" [Тай-лор 1989, 39].
С этим выводом категорически не согласился Э. Дюркгейм. Полемизируя, как представляется, именно с английским антропологом, он замечает, что наблюдатели иногда рисовали нам жизнь примитивных обществ в неприглядном виде, но только потому, что они привыкли свои впечатления выдавать за впечатления аборигенов. Однако существование, кажущееся нам невыносимым, может быть приятным для людей другого физического и морального склада. Вот почему "люди в естественном состоянии от обитателя Огненной Земли до готтентота живут довольные собой и своей участью, что редко можно встретить в Европе" [Дюркгейм 1991, 228].
Что же позволяет первобытному человеку быть "довольным собой и своей участью"? При общем знакомстве с условиями жизни первобытных и, в целом, традиционных об-
ществ (см. [Тэрнер 1983; Фальк-Ренне 1985; Эванс-Причард 1986; Wilson 1978; Chagnon 1988; Diamond 2012]) приходишь к выводу, что, конечно, не материальные условия, не бытовой комфорт создают основу "райского" мировосприятия нецивилизованного человека. Ведь физическое существование его край
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.