ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ И ЯЗЫКА, 2012, том 71, № 6, с. 26-41
ПУШКИН И 1812 ГОД: ЛИЦЕЙСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
© 2012 г. Д. П. Ивинский
В статье рассматриваются стихотворения А.С. Пушкина "Воспоминания в Царском Селе", "Наполеон на Эльбе", "На возвращение государя императора из Парижа в 1815 году", "Принцу Оранскому", посвященные Отечественной войне 1812 года, их исторический контекст и литературный фон, в том числе материалы сборника "Собрание стихотворений, относящихся к незабвенному 1812 году" (1814), а также обсуждаются дискуссионные вопросы, связанные с историей литературных отношений Пушкина с Г.Р. Державиным и В.А. Жуковским.
The article offers an analysis of Pushkin's "Recollections in Tsarskoe Selo", "Napoleon on the Elbe", "On the return of the Emperor from Paris in 1815", "To Prince of Orange" and discusses controversial issues related to the historical context and literary background of these verses, which includes "Collected Poems relating to the unforget table 1812" (1814), as well as Pushkin's literary relationship with G.R. Derzhavin and V.A. Zhukovsky.
Ключевые слова: история, 1812 год, Александр I, Наполеон, история литературы, А.С. Пушкин, пушкиноведение, В.А. Жуковский, Г.Р. Державин.
Key words: history, year 1812, Alexander I, Napoleon, history of literature, A.S. Pushkin, the Pushkin studies, V.A. Zhukovsky, G.R. Derzhavin.
В 1812 г. Пушкин впервые соприкоснулся с миром большой истории, впервые ощутил ее могущество и хрупкость привычного мироустройства. Выяснилось, что устоявшаяся картина мира может быть опрокинута, и тогда понадобятся серьезные сознательные усилия для того, чтобы ее восстановить, а вместе с тем в той или иной степени уточнить, пересмотреть, пересоздать. Миры европейской истории, культуры, политики и политической мифологии открылись как длящиеся в той непредсказуемости, которая впервые со всей определенностью обозначила себя в революции. Впервые подвергся испытанию пушкинский европеизм: в 1812 году Европа открылась ему (как и его кругу и его сословию) не только как источник культуры, но и как источник смертельной опасности.
Поскольку отринуть культурный европеизм русская аристократия не могла (он был основой ее мироощущения), современникам наполеоновских войн и, в частности, пушкинскому поколению, пришлось решать сложную задачу смыслового разделения европейской культуры, европейской войны и европейской революции. Первая сохранила свое значение в традиционном контексте идей просвещения или образованности как некий резервуар литературных жанров, философских и политических идей; вторая была осмыслена в аспекте личного духовного падения Наполеона, избравшего зло как средство и цель и бросившего вызов естественному праву и божественному
миропорядку, третья - как угроза нравственная и политическая, как интеллектуальный вызов, как один из вариантов катастрофического будущего, которому возможно и необходимо противостоять.
При этом тирания Наполеона предстала как прообраз царства антихриста, отечественная война - как опыт отражения агрессии инфернальных сил, русский император - как исполнитель воли Промысла, русский народ - как народ, верный Богу, царю и отечеству1. Победа России в войне с объединенной Европой вызвала патриотический подъем, который быстро дополнился ожиданием политических реформ, а поскольку они не последовали, наступило время разочарований и оформления оппозиционных настроений и кружков. По мере того, как эти настроения усиливались, Священный союз европейских государей терял расположение русской литературной молодежи, а русская поэзия занялась пересмотром наполеоновской темы.
Особую роль в этом процессе сыграл Пушкин. В оде "Вольность" (1819) он утверждал, что бесславный конец Наполеона - урок его победителям, на конгрессе в Ахене заявившим о своем
1 О восприятии русским обществом Наполеона, его политики, Отечественной войны и последовавших за ней событий см., в частности: [1-10]; см. также популярные антологии: [11-14]; Литература по теме "Пушкин и 1812 год" весьма обширна; назовем только: [15; 16; 17, с. 15-22, 55-66]; [18]; [19, с. 173-194]; [20-23]; [24, с. 40-113].
намерении противодействовать распространению революционных идей в Европе (см. об этом подробнее: [25; 26]; другая интерпретация оды: [17, с. 142-172]), в элегии "Наполеон" (1821) - о том, что им "указана" "миру" "вечная свобода", в послании "К морю" (1824) - о том, что она ушла из мира вместе с Наполеоном, как вместе с Байроном умерла свобода творчества. Одновременно с пересмотром трактовки наполеоновской эпохи формировалось новое видение национальной истории, опиравшееся на идеологию "Истории государства Российского" Н.М. Карамзина, и прежде всего на идею неограниченной монархии, органически присущую русской цивилизации, и на представление об исторически глубоко обоснованном конфликте России и Запада; в случае Пушкина этот процесс в основном завершился к середине 1820-х гг., т.е. ко времени создания первой редакции трагедии "Борис Годунов". В дальнейшем наполеоновская тема все меньше привлекала внимание поэта, а национально-государственная все чаще, время от времени выдвигаясь на первый план, как в "Рославлеве" и стихотворениях "Клеветникам России", "Бородинская годовщина", "Перед гробницею святой", "Полководец", непосредственно связанных с темой 1812 года.
В данной работе мы ограничимся кратким разбором содержания, основных форм смыслового взаимодействия, а также литературных контекстов четырех наиболее ранних стихотворений Пушкина, посвященных событиям 1812-1815 гг. Это "Воспоминания в Царском Селе" [27], "Наполеон на Эльбе" [28], "На возвращение государя императора из Парижа в 1815 году" [29], "Принцу Оранскому" (при жизни автора не печаталось; впервые под названием "К принцу Оранскому": [30, т. 9, с. 342-343]). Наша цель - не столько пересмотр устоявшихся представлений об этих произведениях, сколько их уточнение и конкретизация; вместе с тем мы не считаем себя в полной мере связанными существующими интерпретациями, которые в данной работе специально не обсуждаем (это тема отдельного экскурса), и пытаемся исходить из самих пушкинских текстов, не навязывая им заранее никакой идеологической нагрузки и рассматривая только те интерпретационные возможности, которые не противоречат принципиально их содержанию и их восприятию современниками.
"Воспоминания в Царском Селе"
Первая часть - ночной пейзаж с его традиционными атрибутами: 1) сон, объемлющий и "небеса", и "дол и рощи", и "ветерок"; 2) "тишина",
в которую погружены эти же "дол и рощи" (земное) и вместе с тем "луна" (небесное); данный мотив усилен тавтологией ("безмолвная тишина"; далее будут еще "безмолвные чертоги") и тут же ослаблен упоминанием о "ручье", который в этом общем безмолвии все же "чуть слышится"; ниже упоминаются "водопады", стекающие "с холмов кремнистых", но при этом озеро остается "тихим", и эту тишину лишь подчеркивает "плеск" "наяд"; 3) лунный свет, "сребристый" и "белый"; 4) деревья, с которыми в текст входит мотив времени-возраста: старые липы, тополь, "младая ива"; 5) лилия, знак царственной власти; 6) дворцы, напоминающие о величии "земных богов" и устремленные к небесам. Небесное (потустороннее) и земное, настоящее и прошедшее, безмолвное и обретающее слабый звук в тишине связываются с темой "Российской Минервы", и на первый план выдвигается заявленная в заглавии тема: воспоминания; начинается вторая часть пьесы. Эти воспоминания 1) окрашиваются в тона сожаления о Екатерине II, с царствованием которой ассоциируются мотивы военных побед, величия, славы и тишины, бессмертия, восхищения; 2) конкретизируются упоминаниями имен полководцев (Орлов, Румянцев, Суворов) и поэтов (Петров, Державин); 3) группируются вокруг Кагульского обелиска, возведенного на земле, и Чесменской колонны, возведенной в центре Большого пруда Екатерининского парка; 4) связываются с мотивами "безмолвия", нарушаемого лишь ветром, "думы", "родины", исторической памяти и быстротечности времени ("и ты промчался, незабвенный"). Третья часть посвящена "новому веку", "новым браням", новым "ужасам военным". Здесь 1) появляются не названный, но легко узнаваемый Наполеон, "царь" "неукротимый", "венчанный" "коварством" и "дерзостью", "вселенной бич" и "тиран", "надменный", "гордый", "неистовый" и "сильный в боях", и его "дерзновенное" воинство, не знающее "препон", сеющее смерть и разрушение; 2) Наполеону и его армии противостоят "сыны России", "стар и млад", готовые к смерти "за веру, за царя", жаждущие мести и обретающие славу на бородинском поле, и "воитель поседелый" (князь М.И. Голенищев-Кутузов); 3) Господь отсрочил падение Наполеона и позволил ему занять Москву, "увенчав" его "последним лучем". Москва и ее гибель - тема четвертой части. Вновь ненадолго возникает тема воспоминаний, но они уже не исторические, а личные - о беспечном детстве в Москве, не знавшем "горестей". Резкий переход: теперь этот памятный "детский" мир Москвы погиб: его уничтожил "пламень", он превращен
в руины, больше нет дворцов, садов с миртами и липами, тенистых рощ, только "прах", "угли", "пепел"; исчезло "веселье", Москва теперь -обитель уныния, молчания, смерти; сожалея о Москве, поэт сожалеет о том, что не отомстил и не умер в бою. Пятая часть: разгром наполеоновской армии, который должен "утешить" Москву. Над "пришлецом" "отяготела" "десница" Творца, "галлы" бегут, не решаясь оглянуться, их окружила "тьма ночная", их кровь течет реками по снегам, их участь - смерть от голода и русского меча; те, кого так "трепетали" народы Европы, в могилах, тот, кому покровительствовали фортуна и языческая богиня войны и кто, обуян гордыней, отринул веру, правду, закон и исчез, как исчезает утром страшное сновидение. Русские заняли Париж, настало время мести. Шестая часть - панегирик Александру I. Он остановил месть, он принес врагу спасенье, а "земле" - мир; его величие заставляет вспомнить о Екатерине II ("рамка", возвращающая к началу второй части пьесы) и мечтать о вдохновении: поющий царя поэт, будь одарен Аполлоном, обрел бы "гармонию небесною" и бессмертие. Финал: о
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.