струироваться не на основе «цитат из источников», а исходя «из логики развития архаических институтов»27 (заметим, логики, предложенной без опоры на какие-либо источники вообще), для меня неприемлемы. Кроме проекции ментальности в нарративной традиции есть еще и проекция фактов, в трудах же современных постмодернистов, свысока относящихся к «вторичному нарративу» античной традиции28 имеется только проекция их собственной ментальности - ментальности людей, превращающих науку в объект произвольных манипуляций.
В целом публикации в русле поиска античных истоков европейской идентичности в историографии последнего пятилетия отчетливо делятся, как мне представляется, на два пласта: 1. Сугубо умозрительные построения более социологического или политологического характера, когда какая-то черта античности берется как данность, не изучается и не аргументируется, а «в готовом виде» сопоставляется с современностью (и понимается при этом нередко как точная аналогия современному явлению). 2. Конкретно-исторические построения, когда авторы стремятся, отталкиваясь от современных реалий, выяснить их первоосновы на античном материале, не уподобляя друг другу явления разных эпох, все-таки во многом не тождественные. Только второй пласт дает собственно научные выводы антиковедческого характера, и именно он, по всей видимости, останется в числе сколько-нибудь значимых историографических результатов.
ВВ. Дементьева
© 2008 г.
Т В. КОРНИЕНКО. Первые храмы Месопотамии. Формирование традиции культового строительства на территории Месопотамии в допись-менную эпоху. СПб.: «Алетейя», 2006. 206 с. Приложение. 103 рис.
Вторая половина прошлого века и начало нового, XXI, явились звездным часом для передне-азиатской археологии в области изучения неолита. Старым представлениям о невысоком уровне развития культур ранних земледельцев был положен конец раскопками в 1950-е годы Чатал-Хююка (Турция). Тогда стало ясно, что уже на более или менее ранних этапах становления производящего хозяйства обитатели поселений, существовавших на одном месте многие сотни лет, не только возводили постройки, сложные с точки зрения строительной техники, но создавали в них изображения ритуального характера. Стенописи и рельефы наряду с антропоморфной пластикой, разнообразными каменными и деревянными изделиями, свидетельствами сложных обрядов, в том числе погребальных, высокий уровень производства и обмена заставили по-новому взглянуть на культуру людей, населявших в УП-У1 тыс. до н.э. регион возникновения земледелия, скотоводства, различных производств, оседлого образа жизни и всего того, что привело к формированию первых цивилизаций.
Раскопки следующих десятилетий на территории Турции, Иордании, Сирии, Ирака показали, насколько разнообразны были неолитические культуры в разных регионах во время, предшествовавшее культуре Чатал-Хююка. Особый интерес представляют исследования на востоке и юго-востоке Турции, связанные с охранными работами, проводившимися перед строительством крупных гидротехнических сооружений. Хотя из-за нехватки времени не было возможности систематически раскапывать объекты, полученные материалы были очень важны, в частности потому, что позволили выявить специфику культуры обитателей горных долин и предгорий, среда обитания которых отличалась от степей и лесостепей сиро-палестинского региона (на исследованиях этих памятников в течение немалого времени основывались реконструкции становления производящего хозяйства в Передней Азии). Тщательный анализ новых находок -безусловное достоинство рецензируемой монографии. Их исследование следует приветствовать особенно в связи с тем, что в силу известных обстоятельств зарубежные публикации не всегда доступны даже читателям крупнейших библиотек нашего отечества. Благодаря этой работе, изданной относительно небольшим тиражом (1000 экз.), те, кто не занимается специально до-письменными древностями Переднего Востока, в первую очередь преподаватели и студенты,
27 Коптев. Ук. соч. С. 45, 49.
28 Там же. С. 45.
обретают возможность получить представление об источниках, чрезвычайно важных для понимания историко-культурных процессов древности.
Достоинством монографии является наличие большого числа хорошо подобранных иллюстраций и карт, выполненных на приемлемом полиграфическом уровне. Она завершается обширной библиографией и резюме на английском языке.
Автор настоящей рецензии, область интересов которого - проблемы мировосприятия ранних земледельцев и их преемников, благодарен случаю обсудить некоторые из существенных вопросов, как возникших давно, так и появившихся в связи с новыми археологическими открытиями.
Т.В. Корниенко поставила целью своего исследования анализ и интерпретацию построек VIII - первой половины IV тыс. до н.э., признаки которых позволяют считать их культовыми или совмещающими функции жилищ и обрядовых сооружений. Объектами послужили постройки из 24 поселений Месопотамии не только дописьменной эпохи, неолита и энеолита, но отчасти и письменного периода. Это объясняется стремлением проследить генезис храмов и храмового хозяйства, игравших в этом регионе значительную роль. По мнению автора, «...широта охвата рассматриваемых свидетельств и особенно ознакомление с результатами последних открытий позволяют уже сейчас увидеть в общих чертах картину формирования традиции культового строительства на территории Месопотамии» (с. 14). Хочется подчеркнуть тщательность описаний структуры построек, внимание к деталям интерьеров, комплексам вещей и следам обрядовых действий. Автор внимательно относится и к материалам, позволяющим реконструировать элементы социальной организации, производства и обмена.
Первая глава, посвященная культовому строительству в эпоху раннего неолита, начинается с обзора природных условий Северной Месопотамии и проблем, связанных с возникновением производящего хозяйства. Т.В. Корниенко справедливо обращает внимание на богатые ресурсы, позволившие значительным группам людей и их сообществам вести здесь оседлый образ жизни еще до широкого освоения земледелия и скотоводства. В связи с этим было бы желательно более четко обрисовать характер хозяйственной деятельности обитателей разных поселений, поскольку она не могла не сказываться на социальной структуре и мировосприятии, чему посвящено исследование.
Очевидно, что переход к производящим формам хозяйства, по крайней мере в первичных очагах его возникновения, был длительным, что, однако, не предполагает отрицание его революционного характера. В связи с этим можно вспомнить, что писал Ф. Бродель об индустриальной революции в Европе. Многие ее предпосылки он относил к весьма далеким от полной реализации временам1. На фоне такого подхода представляется малопродуктивным введение термина «неолитизация» вместо «неолитическая революция», хотя, как известно, в науке нередко вводятся новые понятия, не меняющие по сути содержание уже существующих.
Заслуживает внимания тезис о том, что «дискуссионным в настоящее время остается вопрос о приоритете духовных или материальных импульсов в процессе неолитизации» (с. 19). Вероятно, эта проблема не так проста, как она может выглядеть с сугубо материалистической точки зрения. В то же время кажется маловероятным, что факторами, определяющими чрезвычайно важные перемены во всех сферах жизни коллективов на позднем этапе собирательства и охоты, могли служить «духовные импульсы». Вряд ли можно сомневаться в том, что с тех пор, как люди стали «разумными», действия и их осмысление, особенно в пору существования целостной, «первобытной» культуры, представляли некое единство (в отличие от культуры нетрадиционных обществ). При этом мотивы действий, разумеется, определялись образным, мифологическим мышлением.
Проанализированные в монографии материалы, как и другие уже имеющиеся данные, показывают, что формирование образа жизни членов раннеземледельческих общин не было единообразным. В значительной степени формы и темпы перехода от «присваивающего» к «производящему» хозяйству зависели от «вмещающей среды» и традиций их обитателей. Бывали ситуации, когда отдельные составляющие полностью сложившегося на основе земледелия и скотоводства уклада возникали раньше других. Так, оседлость и устойчивые формы домостроительства в достаточно сложных формах могли существовать (и такие случаи анализируются в книге) до становления настоящего производящего хозяйства. Формирование социально-престижных отношений и некоторую социальную дифференциацию предполагают в сиро-палестинском регионе еще в условиях господства присваивающего хозяйства2. Но сооружение даже таких крупных построек, какие создавались в Иерихоне в докерамическом неолите, вряд ли может указывать на существование централизованной власти и социальной организации, «способных впервые в человеческой истории принять необходимые меры и найти рабочую силу для по-
1 Бродель Ф. Время мира. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв. Т. 3. М., 1992. С. 552 сл.
2 Шнирельман В.А. Возникновение производящего хозяйства. М., 1989. С. 42-43.
добных строительных операций», как полагает А. Мазар (с. 22). Для создания даже мегалитических сооружений, известных по всему миру, совсем не требовалась власть, какой обладали, например, египетские фараоны.
В начале главы I автор останавливается на постройках докерамического неолита А (РРКЛ), созданных 10200-9600 лет назад. Здесь, как уже говорилось, речь идет о постройках, обнаруженных при сооружении водохранилищ. Признаки особого оформления строений круглого плана прослежены в Гермез Дере и Немрике IX в верховьях Тигра. Стены и полы покрывали обмазкой и, что примечательно, в помещениях нет следов бытовых отходов. Их исследователи считают, что сооружения совмещали функции жилищ и святилищ. Об использовании в качестве последних свидетельствуют, быть может, пары стел или деревянных столбов. Это совмещение функций не предполагает четкого разграничения представлений о сакральном, отъединенном от профанного, хотя тенденция в этом направлении уже намечается.
Еще более ранним является поселение Халлан Чеми в Юго-Восточн
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.