© 2008 г.
Т. В. Кудрявцева
ТЯЖУЩИЕСЯ НА БЕМЕ: РЕЧИ И ПОВЕДЕНИЕ СТОРОН В АФИНСКОМ НАРОДНОМ СУДЕ
В историографии афинские судебные заседания не раз сравнивались с театральным агоном и самой драмой1. Действительно, таких точек соприкосновения было предостаточно: и в том, и в другом случае устраивалось представление перед публикой; решение о победителе принималось голосованием демократически избранных судей; иногда совпадал сам сюжет (преступление, тема вины, ответственности и кары). Важно было то, кто и как исполнял роль (речь), сила и красота его голоса2; схожи были манера исполнения, средства воздействия на публику, к которым прибегали в том и другом случае действующие лица. Главное различие состояло в том, что было два возможных сценария, и перед участником судебной драмы стояла задача убедить присяжных выбрать из двух именно его вариант события, составившего предмет агона.
Ораторы старались завоевать симпатии судей, вербализируя общепринятые представления о «желательном поведении», содержащиеся как в писаных за-
3
конах, так и в неписаном моральном кодексе , и стремились максимально учитывать в своих выступлениях господствующие в обществе взгляды и убеждения. Своими речами они не только творили нужную для себя реальность, но и воспроизводили, а кое в чем и корректировали идеологию афинской демократии. Следует признать, что любые современные попытки реконструкции ее системы ценностей достижимы не иначе, как sub specie тяжущихся на беме4.
Содержанием речи и той, и другой стороны было не только конкретное дело, факт, поступок, которые и привели к тяжбе, но вся предшествующая частная и общественная жизнь, а также моральный облик оратора и его противни-
1 См., например: Garner R. Law and Society in Classical Athens. N.Y., 1987. P. 95-130 (Ch. 4. Law and Drama); Osborne R. Law in Action in Classical Athens // JHS. 1985. 105. P. 52; Hall E. Lawcourt Dramas: The Power of Performance in Greek Forensic Oratory // BICS. 1995. 40. P. 39-58; Goldhill S. Programme Notes // Performance Culture and Athenian Democracy / Ed. S. Goldhill, R. Osborne. Cambr., 2004. P. 25; Ajootian A. The Civic Art of Pity // Pity and Rower in Ancient Athens / Ed. R.H. Sternberg. Cambr., 2005. P. 223-225; Todd S. Law and Oratory at Athens // The Cambridge Companion to Ancient Greek Law / Ed. M. Gagarin, D. Cohen. Cambr.-N.Y., 2005. P. 111.
2 См. подробнее: Easterling P. Actors and Voices: Reading between the Lines in Ae-schines and Demosthenes // Performance Culture and Athenian Democracy... P. 154-166.
3 См. Herman G. Honour, Revenge and the State in Fourth-Century Athens // Die athenische Demokratie im 4. Jahrhundert v. Chr. / Hrsg von. W. Eder. Stuttgart, 1995. P. 44-45.
4 то ца - каменное возвышение (помост), на котором выступали тяжущиеся и их свидетели; в IV в. до н.э. на одном помосте стоял обвинитель, на другом - подзащитный (Aeschin. III. 207; Dem. XLVIII. 31; Schol. in Dem. XIX. 120).
ка5. Выступающий (точнее, составитель его речи) пытался выставить свои поведение и характер в максимально выгодном свете, действия - правильными и справедливыми и одновременно опорочить притязания и моральный облик противника (топос nianç ек ßiou); от того, насколько он успешно и убедительно исполнит свою партию в этом драматическом действе, зависел исход его дела.
Истец обычно начинал свое выступление с заверений, что он не искушен в речах, в судах раньше не выступал (Ant. I. 1-4; III. 2; V. 1-7; Lys. XVII. 1; XIX. 1-2; Dem. XXVII. 2; XLI. 2; LXIII. 3 etc.), а противник его, наоборот, умелый оратор, хорошо разбирается в законах (Lys. XIX. 2; Is. IX. 35; X. 1; Dem. XXII. 4; XXIII. 4-5; XLI. 2; LVIII. 24; Hyp. I. 19), нисколько не смущаясь в том случае, если вдруг его утверждение оказывалось откровенно лживым (как, например, Dem. XXIX. б). На самом деле, все дошедшие до нас речи, в том числе и те, в которых произносящий жалуется на свою неопытность и необучен-ность в риторике, - лучшие образцы, шедевры афинского красноречия. Топос «я не умею хорошо говорить» (цг| Súva^ai ^Eyeiv) пользовался, вероятно, таким успехом у судей, что они закрывали глаза на эту фикцию по сути: среди судей, как и вообще среди афинян, было укоренено представление о том, что искусный, особенно прошедший специальное обучение вития может обмануть аудиторию, сбить ее с толку, заставить неправильно проголосоватьб. Однако это предубеждение не мешало судьям предвкушать и получать наслаждение от мастерски произнесенной речи, и не в интересах оратора было разочаровывать их. Разновидностью и развитием данного топоса являлось заявление тяжущегося о том, что ранее его никто и никогда не обвинял; можно было добавить, что и сам он не выступал с исками (Lys. XII. 4. 20; XVI. 10; XXI. 19; Is. X. 1; Dem. XXXIV. 1).
Обвинители, инициировавшие государственный процесс, любили ставить на вид свой патриотизм (Dem. XXIII. 190; Lyc. I. 3), негодование на творимые бесчинства в отношении государства и его законов (Dem. XXIII. 5; XXIV. S; Ae-schin. I. 2). Ответчик ссылался на свою безупречную жизнь (военная служба, общественные обязанности и повинности, образцовый семьянин); впрочем, те же аргументы приводил и обвинитель (Dem. XXVIII. 19. 24; XXXVI. 39; XXXVIII. 25. 2S; LIV. 14). Богатый тяжущийся всячески подчеркивал те благодеяния, которые он и его предки оказывали народу: не жалея воды в клепсидре, подробно перечислял все собственные и отеческие литургии, щедроты и заслуги (Ant. II. 2, 12; Lys. VII. 31; XXI. 1-10; XIX. 57-59; Is. V. 41-42; Dem. XLII. 23; L. 7). Хорошо было напоминать время от времени судьям, что и в будущем он не поскупится, поэтому выигрыш его дела - в интересах всего народа (Lys. XXI. 12-14; Is. V. 37). Так, Демосфен в речи против одного из своих
5 См. Маринович Л.П. Мидий и его друзья, или Демосфеп против плутократов // ВДИ. 199S. № 2. С. 20.
Об этом предубеждении против риторики см. подробнее, с примерами из источников: Dover K.J. Greek Popular Morality in the Time of Plato and Aristotle. Berkeley-Los Angeles, 1974. Р. 23-2б; Ober J. Mass and Elite in Democratic Athens. Princeton, 19S9. Р. 1бб-182; Hesk J. The Rhetoric of Anti-rhetoric in Athenian Oratory // Performance Culture... P. 207-21S. Иногда аудитория «позволяла» ораторам, говорящим от своего имепи, хвалиться своим умением, образованностью и доблестью (например, Dem. XVIII. 25б-2б7, 320), ибо эти качества служили интересам демоса - демократии время от времени нужны были высокообразованные эксперты и их советы (Ober. Op. cit. P. 1S2-191).
опекунов, обещая выполнять общественные повинности («я заменю его вам в выполнении литургий» - еще 8'Ъ щл1 5iaôo%ov àvO'abTOÛ t&v ÀnTcupyt&v èao-^.evov), тут же просит судей помочь ему «ради и справедливости, и вас самих, и нас, и покойного отца» фопбП^ате, Kai тои SiKalou Kai ù^&v amrôv ev ека Kai Kai toû патро ç тои тете^ешпкотод - XXVIII. 19-20).
Добросовестное исполнение литургий и прочих повинностей, во-первых, положительно характеризовало тяжущегося, а, во-вторых, участник процесса мог рассчитывать на благодарность (%àpiç) судей как представителей демоса за все оказанные народу услуги, и он прямо об этом заявлял (Lys. XXV. 12-13; XX. 30). Одно из самых проникновенных воззваний к %àpiç - в XIV речи Ли-сия, когда подсудимый после перечня всех своих благодеяний, говорит: «За это я прошу у вас теперь заслуженной мною благодарности (%apiç)... Помните, что для нас [т.е. обвиняемого и его детей, которых он привел с собой в суд. -Т.К.] будет несчастием, а для вас позором, если нам придется лишиться гражданских прав, впасть в бедность и ходить по городу в большой нужде, терпя судьбу, не заслуженную нами и не достойную оказанных нами вам услуг» (XIV. 25; пер. С.И. Соболевского).
Истец нередко подчеркивал, что у него были личные причины возбудить дело (неприязнь, вражда, ссора, месть), очевидно, для того, чтобы не заподозрили в сикофантстве или корысти (Lys. XV. 12; Dem. XXII. 1-3; LIX. 1-13). Все это вполне вписывалось в рамки греческой этики, в которой еще со времен Гомера справедливость и честь требовали оказывать помощь друзьям и вредить врагам (Xen. Mem. II. 6. 35; Plat. Rep. 332d-335c). В одной из речей Ли-сия эта максима повторяется дважды: «Так уж заведено, чтобы врагам делать зло, а друзьям добро» (IX. 14, 20)7. О действенности такого рода аргумента говорит то, что порой участники тяжбы, которые не имели личного мотива, пытались его измыслить (Lys. XXIV. 2). В некоторых случаях истец оправдывал отсутствие мотива личной вражды (е %бра) при внесении иска особыми соображениями8, например внешнеполитической целесообразностью (Dem. XXIII. 1) или множественностью преступлений ответчика (Lys. XXXI. 2).
Отомстить (xi^œpeîv ) врагу в допустимых, естественно, пределах9 было делом чести для афинянина (Lys. XIV. 2), порой даже наследуемым моральным обязательством (Lys. XXXII. 22), а судебный иск был вполне социально приемлемой формой возмездия (Dem. XXII. 3; LIII. 2; LIX. 12)10. Обвинитель доносчика Агората, по вине которого погибло множество людей во время тирании Тридцати, в том числе родственник оратора Дионисодор, заявляет дикастам: «И человеческий, и божеский закон требует от меня и от вас всех посильного мщения; такой образ действий, я думаю, возвысит нас в глазах и богов и людей» (Lys. XIII. 2; пер. С.И. Соболевского). Лучше всего, когда личную месть можно было совместить с общественной пользой: «и государству помощь оказать, и за себя наказать» (а ща тг| те no Àei ßonöeiv.. .Kai SiK^v Une p amoû Àa-ßeiv - Dem. XXII. 1; ср. также Lys. XII. 2; XIII. 2-4; Dem. XXIV. 8; Aeschin. I. 2).
7 Об этой этической установке см. подробнее, с примерами из источников: Dover. Op. cit. P. 180-184.
8 См. Суриков И.Е. О некоторых особенностях правосознания афинян классической эпохи // Древнее право. 1999. № 2. С. 39.
9 Судьи не стали бы благосклонно взирать на неспровоцированную агрессию или непропорциональное возмездие (Dem. LIV. 1. 17-19; Isocr. XVIII. 38).
10 См. Christ M.R. The Litigious Athenian. Baltimore-London, 1998. P. 154, 192.
В свою очередь ответчики утверждали, что их недр
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.