ИЗВЕСТИЯ РАИ. СЕРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ И ЯЗЫКА, 2008, том 67, № 6, с. 54-59
РЕЦЕНЗИИ
В.А. КОШЕЛЕВ. АФАНАСИЙ ФЕТ. ПРЕОДОЛЕНИЕ МИФОВ.
КУРСК: КУРСКИЙ ГОС. УН-Т, 2006, 336 с.
В самой большой монографии о Фете поэт представлен как "будто бы известный, но мало известный деятель русской культуры" (с. 5) (ср. [1, с. 87-94]). Тайны биографии, репутация у современников надолго мифологизировали личность и в значительной мере творческую деятельность A.A. Фета. Поэтому неудивительно, что В.А. Кошелев лишь на с. 92 своей книги заговорил о его художественных установках, и то со ссылкой на ироническое их выделение в отклике Барона Брамбеуса на первый сборник поэта: и в последующем его творчестве сохранились установки на "чистую" поэзию и "мелкие" темы (о фетовском космизме, о темах жизни и смерти говорить было еще рано), на единственную, только ему присущую форму выявления усложненной лирической образности, противопоставленной "здравому смыслу", на создание "циклического" способа лирического повествования и включение переводов как особого равноправного отдела в состав сборника. Лишь на с. 256 у В.А. Кошелева говорится: «Мы ничем не можем доказать, что Фет "учился" прямо у Батюшкова. Но несомненно, что он уловил батюшковскую "гармонию" <...>» (автор как бы открещивается от категоричности суждений с помощью любимых им кавычек).
Повышенный биографизм современного литературоведения [2, с. 652-653] в данном случае вполне оправдан именно вследствие подчеркнутого фе-товского противопоставления житейского и поэтического. «Фет утверждает идеал "нового" лирика, хозяйственная практика которого становится vice versa видимой "лирической" "отстраненности" от обыденной жизни. Поэт берет на себя такую задачу, которая не под силу "не-поэту": организовать идеальное усадебное хозяйство в новых, изменившихся экономических условиях» (с. 165).
В отношении Фета было искажено очень многое от бытовых мелочей (так, на с. 46 опровергнут записанный А.П. Чеховым рассказ его соседа, будто бы старый Фет, проезжая мимо Московского университета, плевал в его сторону, и кучер для этого привычно останавливался: «Собственного выезда в первопрестольной у Фета не было, так что замечание о "привычном" кучере - явная выдумка.») до общего представления о личности этого человека и о масштабе сделанного им, особенно в публицистике. «Сейчас, при сквозном просмотре "Московских ведомостей", отыскиваются десятки никому не известных статей и заме-
ток Фета, принципиально важных для осмысления его творчества во всей полноте. Не стоит даже и говорить о десятках статей и набросков Фета, хранящихся в архивах и не введенных в научный обиход. То же относится и к сотням его интереснейших писем к разным корреспондентами..>» (с. 10). "Деревенские" очерки создали ему репутацию "крепостника", хотя он никогда не владел крепостными. «Приобретя "клочок земли" за полгода до освобождения крестьян и начала "эпохи реформ", Фет поневоле стал у истоков русского "фермерства" и должен был первым, ощупью подвигаться в неведомом направлении» - в "деле организации свободного крестьянского труда <...>" (с. 174). Но в этот период «для вчерашних крепостных еще дикою кажется "мысль о ценности личного труда". <.> Лишь на единичных примерах Фет мог видеть те преимущества, которые может дать "вольнонаемный", а не крепостной труд» (с. 177). Оппоненты, бранившие его статьи, в них не вчитывались, может быть, вовсе их не читали. «То же можно сказать и применительно к нынешним "обвинителям", тем более, что "деревенские" очерки Фета никогда не были ни собраны, ни изданы, хотя бы даже в относительной полноте» (с. 179). Полемизировавший с Фетом Н. Щедрин в этом не уличается, но о нем сказано, что он «выносит категорию "честности" за скобки и, принимая за главное социальные условия, готов для неизбежного соблюдения "нравственности" обвинить во всех грехах самого Фета <...>» (с. 202).
Легенды о себе он создавал и сам. В.А. Кошелев не поддается на его родословную легенду, не считает поэта сыном А.Н. Шеншина и тем более не идеализирует последнего, обязавшегося заплатить родственникам увезенной им от мужа Шарлотты Фет в качестве "отступного" 10 тысяч гульденов (20 тысяч рублей), что «предполагало ежегодную выплату "процентов" - по 500 гульденов в год. Два года он действительно платил эти проценты; потом - перестал: денежный капитал Шеншина постепенно оскудел, да и Шарлотта (Елизавета Петровна) быстро подурнела, пополнела и даже заболела неким нервическим расстройством.» (с. 25). В 1834 г. немецкие родственники представили долговое обязательство в суд. Тогда-то неизвестные "доброжелатели" и сообщили орловским епархиальным властям, что старший сын Шарлотты рожден до брака с Шеншиным, пустившим в начале 1820-х гг. легенду об
их "лютеранском венчании". После этого Фет пользовался отчеством Афанасьевич самовольно -вместо "Иванович" ("Иоганнович"). В мемуарах он вопрос о долговом обязательстве и о судебной тяжбе старательно обходил. Он пришел «в русскую культуру как будто "из ниоткуда". Пришел -и первым делом заявил: "Я Русской...". Этой строкой начинается первое "казовое" стихотворение Фета, которое появилось в журнале "Москвитянин" в январской книжке за 1842 год и открыло читателям оригинального поэта» (с. 32).
Как известно, в 1840-е гг. стихи были не в моде. Когда в начале 1850 г. вышел многострадальный второй сборник Фета, это была «неожиданная книга: стихотворные сборники, как свидетельствовала рецензия в "Москвитянине", выходили в России в ту пору крайне редко - чуть ли не один-два в год.» (с. 99). А первый фетов-ский сборник появился (как и "Стихотворения М. Лермонтова") в 1840 г., когда господствовала "субъективная" поэзия - с личностью автора на первом плане. Молодой Фет "пытался усвоить приемы Гёте" и "предпринял попытку создать сборник такой лирики, которая претендовала на объективность" (с. 95), что позднее с удовлетворением отмечал Ап. Григорьев. "Лирический Пантеон", помеченный лишь первой буквой фамилии автора, «в сущности, предварил всю его дальнейшую поэтическую эволюцию. Увеличилась творческая производительность поэта; значительно снизилось количество разрабатываемых им "случайных" жанров; возникли мотивы для демонстрации "лирической дерзости" - того, в чем Фет оказался в первом своем сборнике особенно успешен. Не случайно именно после выхода "Лирического Пантеона" Фет, наконец, получил доступ в литературные журналы, где печатался уже с полным именем» (с. 95). В.А. Кошелев не склонен перечеркивать прежние авторитеты и видит в Белинском "самого чуткого критика эпохи" (с. 94). Обругавший ранние некрасовские "Мечты и звуки", он одновременно писал В.П. Боткину, что "г. Ф. много обещает" [3, т. XI, с. 584], и в 1843 г. среди его стихов в журналах находил "истинно поэтические" [3, т. VIII, с. 636]. К тому же, как вспоминал Фет, "Аполлон Григорьев, прочитавший его первые стихи, поначалу испытал чувство зависти" (с. 95). Вкупе с отзывами Белинского "это было почти что триумфальное признание профессионалов" (с. 96), из которых, впрочем, на тот момент лишь один мог обеспечить кому бы то ни было триумф.
Исследователь не раз отмечает, что у Фета было где-либо впервые, а что прозвучало как итог. Сборник 1863 г. впервые "Фет готовил сам - как знак окончания собственного поэтического творчества вообще" (с. 116). По счастью, "окончание" не состоялось. Первый выпуск "Вечерних огней" (1883) еще построен по тому же принципу, по ко-
торому строились все предыдущие фетовские книжки начиная со "Стихотворений" 1850 г., композиция которых "была придумана Ап. Григорьевым" (то же деление на разделы и циклы с повторяющимися заглавиями, «та же "ударная" семантика раздела "Разные стихотворения", то же выделение "переводов"»), а «в последующих выпусках "Вечерних огней" Фет вообще отказался от "разделов" и "циклов" - и тем самым декларировал новые композиционные принципы создания поэтического сборника» (с. 278), в частности, во второй выпуск (1885) впервые не включил переводов, стал их воспринимать "уже несколько обособленно" (с. 281) от своей оригинальной лирики. Третий выпуск (1888) был условно приурочен к 50-летнему юбилею поэтической деятельности Фета, ориентирован «на лирическую "публичность" и на выставку лирических "итогов"» (с. 283), четвертый, датированный 1891 г., появился в начале ноября 1890-го, в преддверии 70-летия поэта; композиция обоих «призвана подчеркнуть сознательность поэтического новаторства автора, осмысленность присутствия в его стихотворениях неожиданных метафор, сравнений, ярких поэтических образов. Это было принципиально важно, ибо основная претензия "либеральной жандармерии" к творчеству Фета касалась именно "неосмысленности" его художественного мира» (с. 284). В обоих последних выпусках "Вечерних огней" большинство текстов впервые датировано. «Момент "посещения" поэта его Музой становится принципиально важен для "представления" общего художественного создания.
При этом Фет вовсе не стремится к созданию "лирического дневника": датировка стихотворений так и не становится в его глазах основой для компоновки поэтических текстов в составе сборника» (с. 287). В четвертом выпуске указывается не только дата, но и место написания стихотворения: Москва, Воробьевка, Тихий Хутор и т.д. «В сущности, это первый в истории русской поэзии сборник стихов, в котором последовательно соблюден тот принцип подачи текстов, который стал очень распространен в русской лирике "серебряного века"» (с. 288). В двух последних выпусках сквозным становится мотив памяти. Однако если третий был рассчитан на широкого читателя, то четвертый отразил разочарование в нем, адресован только близких людям, здесь больше всего "личных", "непонятных" стихов.
В 1885 г. Фет в "Русском вестнике" напечатал за подписью А.А. (авторство установлено М.Д. Эльзоном в 1986 г.) статью "Фамусов и Мол-чалин. Кое-что о нашем дворянстве" (о вытеснении добродушных Фамусовых хитрыми неродовитыми Молчалиными), возможно, искаженную и сокращенную М.Н. Катковым, который в 60-е гг. «отверг его статью о романе Чернышевского "Что делать?"; в 70-е годы - не принял статью
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.